Главная » 2008 Май 20 » ЖИЗНЬ - КАК ОНА ЕСТЬ
00:52 ЖИЗНЬ - КАК ОНА ЕСТЬ | |
Не всякий, говорящий Мне: "Господи! Господи!", войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного. (Матф.7:21) ЦЕРКОВЬ И ЛЮДИ Двадцать четвертое февраля 1946 года — памятный день для русских «невозвращенцев». В этот день возле небольшого баварского городка Платлинга разыгралась трагедия... В тот день исполнились мои самые тяжелые предчувствия. В этом событии я увидел суд Божий, суд справедливый, заслуженный. Теперь мне ничего не оставалось делать, как снова обратиться к Богу с раскаянием, с молитвой, снова просить у Него защиты и милости, просить спасения. Я любил молитву Ефрема Сирина: «Господи, Владыко живота моего...» Но теперь эта молитва не отражала моих нужд, и я молился молитвой мытаря: «Боже, будь милостив ко мне, грешному» и просто своими словами: «Боже, сохрани меня от репатриации, спаси ради жены, которая останется одна». И пришел ответ на мою молитву. В последнюю минуту, уже перед раскрытой дверью вагона, совершилось чудо. Пять человек со вскрытыми венами и один — с перерезанным горлом были сняты с грузовика. Им нужна была неотложная помощь. Через несколько часов я лежал на больничной койке. Сердце переполнялось благодарностью к Всевышнему. Как все это произошло — тяжело вспоминать, но и забыть невозможно. На другой день ко мне пришел католический монах. Он дал мне медальон с изображением Девы Марии, как «верный пропуск в Царство Небесное». Чуткий и внимательный к духовным нуждам, монах исполнил мою просьбу и пригласил православного священника. У него я исповедался, принял и исполнил таинство причащения. Но все это принесло мне только временное облегчение. Внешне я вроде бы готов был встретить смерть, а в душе не имел ни мира, ни покоя, ни прощения «всем и вся». Через три недели меня перевезли в огромный регенсбургский лагерь, оттуда мне чудом удалось бежать. Я оказался на свободе. В первое же воскресенье я пошел в церковь, чтобы возблагодарить моего Избавителя. За последние гроши я купил несколько свечей и с благодарением поставил их перед иконами святых угодников. С тех пор я стал ревностным и примерным прихожанином. Еще раз обещал Богу постоянно читать Библию, молиться и уходить от всякого зла. Но, оставаясь верным этому обещанию, я вместе с тем оставался верен и моему «злому гостю». Он владел моими желаниями, мыслями, чувствами, и потому скоро, очень скоро, я оказался на широкой дороге греховной жизни. А это еще больше влекло меня к церкви, побуждало добиваться победы над грехом, победы над самим собой. Я читал духовную литературу и старался придерживаться наставлений отцов православной церкви и русских подвижников благочестия: «Раза два становитесь до обеда, раза два после обеда, всякий раз творя сто молитв'Иисусовых с поклонами... Молитву Иисусову повторяйте пятьдесять раз и более. А то тридцать три раза - по числу лет пребывания Господа на земле. Или прямо возьми двадцать четыре молитвы Златоустовы. Когда язык навыкнет, оно все будет читаться само собой» («О молитве Иисусовой святителя Феофана»). Действительно, прав святитель: язык мой приобрел навык, и все читалось именно так, как говорит Феофан, — «само собой». Но что это давало моей больной душе, боль¬ному сердцу? Мне нетрудно было понять, что бездушная форма заученных молитв, молитв чужих, не может соединить меня с Богом. После молитв, которые, отходя ко сну, усердно прочитывал, стоя на коленях, я еще больше впадал в уныние. Только через два с половиной года Господь мне открыл, что не Богу нужны наши молитвы, а нам самим, — только молитвы живые, искренние, сердечные. А такой молитвой может быть молитва не заученная, а из души исходящая. Я также увидел, что можно читать Евангелие ежедневно и все двадцать четыре молитвы Златоуста и все еще оставаться во грехах, то есть погибшим человеком. Богу нужны не наши молитвы, а наше сердце, мы сами. А мое сердце все еще было для Бога закрыто. Однажды в великую, предпасхальную, субботу, я поехал в церковь святителя Николая с куличом и традиционными яйцами для освящения. Весь день я провел в посте, и это давало мне моральное подкрепление, настраивало на праздничный, духовный лад. Небольшое помещение церкви было переполнено людьми. В обычные службы пустая церковь на сей раз небывало наполнилась народом. Люди толпились в дверях, стояли на улице, в саду. Я стоял у стены, перед образом Спасителя, и слушал чудесное исполнение певчими пасхальных песнопений. Чувство умиления наполняло сердце, захватывало душу, а пробужденная совесть осуждала меня за мою неблагодарность Богу, за мою постыдную и недостойную христианина жизнь. Тяжелый камень тоски и обреченности давил на меня, хотелось плакать. Церковный хор, состоявший главным образом из профессиональных певцов, пел трогательно и умиленно, пел о торжестве Жизни над смертью, Правды над ложью. Через полуоткрытую боковую дверь я видел всех поющих. Во время ектеньи одни переговаривались, другие сдержанно смеялись. А когда священник произнес: «Твоя от Твоих, Тебе приносяще, о всех и за вся», пожилой регент привычно взмахнул палочкой - и хор запел: «Тебе поем, Тебе благословим... » Но здесь случилось непредвиденное. Тенор вывел фальшивую ноту. Нервное лицо регента нахмурилось, отображая ужас и злобу. Это вызвало смех непоющей партии, некоторые, ехидно улыбались, перемигивались. По всему было видно, что поющие не переживали то, о чем пели их уста. Их трогательное пение звало к небу, к чистой и святой жизни, а сами они, как и я, жили во грехах, в русле земных интересов. Я испугался, увидев в себе лживого религиозника, показного формалиста. Хотелось плюнуть в свою собственную душу, чтобы она не обманывала ни себя, ни других людей. Во время крестного хода вокруг храма все запели: «Воскресение Твое, Христе Спасе...» «А где же наше воскресение, где мое воскресение? — думал я. - Долго ли мы, христиане, будем жить в этой гнилой атмосфере, где кругом бесконечные сплетни, доносы, где идет бойкая торговля собственной совестью?» В шествии вокруг храма рядом со мной оказался доктор В., молодой, но религиозный человек, выстаивавший службы от начала до конца. Мы вместе пережили страшные дни войны. Мы стали в длинную очередь, приложились ко кресту, а после доктор В. сказал: — Ну, а теперь ко мне. Вместе разговеемся. Вспомним наши скитания... Так как трамваи еще не ходили, я решил часок провести у доктора. Он жил в богатом немецком особняке. Там же жил и настоятель прихода, отец X. Мы поднялись на второй этаж. Стол был накрыт, вероятно, с вечера. На столе стояла бутылка водки. Традиционный завтрак начался освященным яйцом и куличом. Доктор наполнил стаканы. В коридоре кто-то мерно, взад и вперед, расхаживал, как часовой. Доктор встал и закрыл дверь на крючок. — Это отец X., — пояснил он. — У него, браток, обоняние ищейки. На рюмку, как муха на мед... Жена доктора, гостеприимная и добродушная женщина, заметила: — Вы знаете, вчера с вечера, перед службой, мой муж советовал отцу X. не пить до утра. Но тот все-таки не удержался. А теперь, слышите, ходит. Ждет приглашения. — Никаких приглашений, — сказал доктор вполголоса. — Как? — удивленно воскликнул я. — Разве отец X. перед службой позволил себе выпить? Разве он не постился? — Он постится, когда спит, - заметила жена доктора. Доктор понял, что об этом следовало бы молчать, но было уже поздно. Он старался исправить ошибку жены: — Отец X. не придает этому особого значения. Он — человек верующий, но реалист. Я таких люблю. Выпить до церковной службы - это ведь сути не меняет. — Значит, эти руки, которые я благоговейно целовал, прикладываясь ко кресту, недавно держали стакан с дьявольским зельем? — удивился я и резким движением отодвинул стакан. — Нет, нет, друг, так дело не пойдет! Выпить-то выпьешь. Но сначала послушай. Я рос при церкви, все знаю. Скажу правду: большинству священников служить в церкви — как бухгалтеру на счетах щелкать. Профессия, понимаешь? Волноваться тут нечего. Ведь каждый баран за свою ногу вешается. Каждый за себя перед Богом ответит. Ты ведь молился не священнику, а Богу. Что тебе до того, что священник перед службой малость клюкнул? Может быть, ему это для голоса положено. — Но ведь пьянство — грех. Кто этого не знает?! — возражал я. — Ну, а где написано? Разве в Кане Галилейской Христос не претворил воду в вино? Причем первосортное. На этот вопрос я не находил ответа. — А потом, — продолжал доктор, — ты подойди к этому вопросу с медицинской точки зрения. Смею тебя заверить, что алкоголь — наилучшее дезинфицирующее средство. А наши желудки время от времени нуждаются в дезинфекции. Подумай только, что мы с тобой ели в плену! Конечно, алкоголь вреден, когда его употребляют сверх меры, — закончил доктор, поставив передо мной полный стакан. — По русскому обычаю, по православному... Пропустим по одной, а там веселее будет. Мое волнение не улеглось, и я готов был выйти из-за стола, подальше от искушения. Ведь совсем недавно я давал себе зарок больше не прикасаться к рюмке. Доктор понял мое намерение, схватил меня за руку и, встав на пути к двери, произнес: — Ты обижаешь меня. Так дело не пойдет. Ты должен выпить или отказаться от меня как от друга. Я выпил. После первого, довольно внушительного стакана стало веселее. Казалось, я стал другим человеком. И этот другой человек забыл лекцию доктора о пользе и о вреде алкоголя. Этот другой человек пожелал выпить еще один и еще один стакан. На столе появилась вторая бутылка. — А где же мера? — спрашивала жена у доктора. — С которого стакана можно считать, что алкоголь вреден? — У пьющих об этом не спрашивают, — отвечал муж заплетающимся языком. — Немцы пьют, пока стакан не начинает двоиться перед глазами, а мы, православный народ, пьем, пока ничего уже не видим. — А все-таки, друзья мои, пить водку священнику — большой грех, — настаивал я, окончательно охмелев. — Дру¬ гое дело - мы, простые смертные. Где уж нам устоять перед искушением? Но и я, поверьте, пью последний раз. Хватит! — Последняя у попа жинка, — шутила жена доктора. - Посмотрим, какая это будет последняя... — Пей, друг! В заповедях об этом ничего не написано! — возбужденно выкрикивал доктор. Было уже светло. Через раскрытые настежь окна тянуло свежестью. Из сада доносилось радостное птичье пенье, величающее Творца. - Давай, мой друг-страдалец, споем твою любимую песню, — сказал доктор, уже едва ворочавший языком. Он положил мне на плечо руку и, тупо вглядываясь в стену, тихо запел звучным баритоном. Я опустил голову, закрыл глаза, чтобы жена доктора не видела слез, и подхватил: Жена найдет себе другого, А мать сыночка никогда-а-а... ИЩУЩИЙ НАХОДИТ «Ко Мне обратитесь и будете спасены» (Ис.45:22) Седьмого августа 1948 года, в тихий послеобеденный час, я услышал осторожный стук в дверь. — Пожалуйста, войдите! В комнату вошел коренастый мужчина лет пятидесяти, с ясным и прямым взглядом, с мягкой, располагающей улыб-кой на круглом, чисто выбритом лице. Он снял шляпу, затем роговые очки и, протирая их, спросил: - Скажите, пожалуйста, вас интересует духовная лите¬ ратура? Медленно открывая зашнурованную сумку, гость про-должал: — Это ценное слово, хлеб для души. Читающий не по¬ жалеет... В тот вечер я сидел допоздна и читал предложенные мне книги. Казалось, посетитель знал мои сокровенные мысли, мои недоуменные вопросы, и в этих книгах я нашел ответ. В них я нашел убедительные доводы в пользу живой, спаса-ющей веры по Евангелию. Особое впечатление произвела на меня брошюра Л. Д. Муди «Покаяние и примирение». Автор писал о переживаниях верующего человека, которые мне не были известны. Я сверял текст с Библией и удивлял¬ся, что до сих пор не замечал всего этого, хотя и читал Свя¬щенное Писание. В сердце проник стих: «Верующий в Меня не судится, а не верующий уже осужден». А кто же, собственно, я? Верующий или неверующий? Этот вопрос неотступно следовал за мною, и я хотел найти на него точный ответ. Жене не нравилось мое увлечение духовными вопроса¬ми, они занимали много времени. Волнуясь, она не раз повторяла: — Не к добру это... — Я должен проверить себя по Слову Божьему и узнать, верующий ли я. Вот, из Евангелия я узнал, что «бесы веруют» и знают, что Бог есть; знают также, что Христос умерза грешников и воскрес; а что толку, если бесы Богу противятся? Может, и я просто лицемер. Обмануть себя легко. И называть себя можно как угодно. А апостолы говорят иначе: «Испытывайте самих себя, в вере ли вы», — рассуждал я. Через несколько дней, возвратившись с работы, я застал в своей комнате того же знакомого. — Ну, как книги? — спросил он, вступая первым в разго¬ вор. — Понравились? — Такие книги не могут нравиться или не нравиться. С ними можно соглашаться или не соглашаться, — ответил я. — И как же — согласились? — Почти. Но у меня возникли вопросы. — А мы их разберем, если хотите. Библия на них ответит, а Бог поможет уяснить. Ведь Бог все предусмотрел и ничего не упустил из того, что нам нужно знать о спасении души. Прежде чем начать беседу, он открыл Евангелие и про¬чел: «Без Меня не можете делать ничего». — Так сказал Христос, — добавил он. — Поэтому, прежде чем начать беседу, хорошо было бы помолиться. Я охотно согласился и хотел выйти из-за стола, чтобы стать перед иконой, что сиротливо висела в углу комнаты, но мой знакомый, встав, уже начал молиться: — Боже, Духом Святым открой наш ум к уразумению Писания... Сердечность и простота его молитвы произвела на меня невыразимое впечатление. Я почувствовал, как молитва расположила мое сердце к принятию евангельских истин. И все-таки наша беседа не была вполне мирной. По многим вопросам мы имели разные взгляды. — Согласиться, что такие люди, как преподобный Серафим, подвижник Саровский или Иоанн Кронштадтский, непогрешимые святые, способны были ошибаться и заблуждаться?! Нет! Этого я никак не могу допустить, - возражал я. — Что же для вас авторитетнее: человек, пусть даже святой, или Бог? Предания людей или Евангелие Христа, Слово Божье? - спрашивал знакомый. — Конечно, Евангелие! — Тогда послушайте еще раз, что говорит Евангелие! Он читал тексты и целые главы, отвечающие ясно и определенно на все мои вопросы. Но ни убедительность Слова Божьего, ни наглядные примеры, приводимые собеседником, не могли рассеять укоренившегося мнения об иконопочитании, о молитвах за умерших, о церковных тра¬дициях и обрядах. — Это остатки иудейства и язычества! Человеческие выдумки! — настаивал знакомый. - В новозаветной, первоапостольской церкви мы этого ничего не находим. Вот Евангелие, вот Деяния апостолов! Найдите мне хотя одно основание, и я немедленно соглашусь с вашими доводами, откажусь от своих убеждений... Действительно, мне было о чем подумать. Я признавал Евангелие как Божье откровение и в то же время ему не доверял. Пришло сомнение в достоверности происхожде¬ния так называемого «нерукотворного образа» Иисуса Хри¬ста. Не нашел я также в Евангелии истории о том, как Иисус Христос при восхождении на Голгофу вытер пот с лица и на полотенце отпечатался Его образ. «И в самом деле, - думал я, — почему же ни один евангелист не упоминает об этом? Разве это маловажный факт? Разве такое событие могло остаться незамеченным учениками? Поэтому разумно ли, основывать веру на преданиях и сказаниях человеческих, пренебрегая Писанием? Не об этом ли говорил Христос иерусалимским книжникам и фарисеям: «Зачем вы преступаете заповедь Божию ради предания вашего?» И еще: «Вы устранили заповедь Божию преданием вашим... Хорошо ли, что вы отменяете заповедь Божию, чтобы соблюсти свое предание?» Не лучше ли поверить слову Евангелия и принять его так, как оно написано? А сколько таких преданий живет в народе! Не отсюда ли все наши заблуждения и ошибки?» Интерес к Евангелию возрастал у меня с каждым днем. Теперь я читал его не страха ради, а ради хлеба жизни, читал с каким-то особенным желанием, как будто в первый раз, чтобы проникнуть в сокровенный смысл простых Христовых изречений. Вот Он, Небесный Учитель, говорит самарянке у колодца Иаковлева: «Настанет время и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе. Бог есть Дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине». Так прошла неделя. Рождались новые вопросы, новые сомнения. Вечером тринадцатого августа мой новый знакомый посетил меня снова. На этот раз мы говорили о роли православия в русской государственности. Этот вопрос удерживал меня от принятия Истины. - Нельзя же не признать факт, что православие способ¬ ствовало собиранию Руси, укреплению и росту русского государства. Как же теперь можно от него отречься? - спрашивал я собеседника. — Это наши исторические корни... - Правда! — отвечал он спокойно. — Религия объединяет людей, тем более христианская. Она играла положительную роль в утверждении национального самосознания русского народа. Но есть и другие факты. Спустя тысячелетие православие сыграло немаловажную роль в разложении этого же государства. А как? Отходом от истины Христо вой. Вспомните, что народ говорил о священнослужителях? И это были не анекдоты, а горькая правда! Разве своею жизнью духовенство не отвергало учения Христа? Не отсюда ли пошли ростки безбожия? - Америка, например, обошлась без православия, - продолжал собеседник, — а смотрите, какой прочный фундамент заложен! Свободолюбивый, справедливый, истинно евангельский... Эти и подобные им высказывания задевали мои патриотические чувства и настраивали меня против собеседника. — Я ценю славные исторические страницы моей родины, а они связаны с верой моих предков, — горячился я. — Почему вы говорите только о «славных» страницах? А куда девать «бесславные»? А они есть, и их немало. Их не вычеркнешь. А потом, если «славная» вера предков не дает лично мне нужной силы, чтобы побеждать грех, если не приносит мир душе, не дает уверенности в спасении, тогда — для чего она мне нужна? — закончил знакомый, прощаясь со мной в коридоре. Эти слова легли в основу моих размышлений. Однако я заранее уже решил, что взгляды евангелистов, хотя они хороши и правильны сами по себе, для меня лично никак не подходят. Я молодой человек. А у них извольте: выпить — грех, закурить — грех, кинотеатр — грех. Не для меня это... Был поздний час, а впечатление от последней беседы меня не покидало. Думалось: неужели тот путь, которым я теперь иду, не приведет меня к спасению? Совесть мне подсказывала, что Бог не может удовлетвориться моей греховной жизнью, да и жизнью всех моих единоверцев. Уж слишком много мы любим такого и делаем такое, что противно Богу и что противоречит духу Евангелия. В воскресенье утром зайдешь в церковь, перекрестишь лоб, а вечером сидишь у патефона, за рюмкой водки, с бесшабашной песней, будто и нет Христа и не было Голгофы, будто все так и надо. Где же христианский идеал? Где святая жизнь? Где цель? Где подвиг? В тот вечер мне ничто другое не шло в голову. Мой собеседник, думал я, не пустобай, не «уговорщик». Он не подслащал своих слов. Он поставил передо мной весьма серьезные вопросы, и я должен разрешить их во что бы то ни стало. Я лег спать, но мысли продолжали работать в том же направлении: неужели эта маленькая кучка людей, называющих себя евангелистами, стоит на истинном пути, а подавляющее большинство людей ошибается? Мне припомнились слова Христа, прочитанные вечером: «Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их». Значит, согласно Писанию, истина будет принята немногими людьми и подлинных последователей Христа будет немного. А большинство - кто они? Духовные мертвецы? Лицемеры? Безбожники? Значит, мое заключение, что правда определяется большинством, в корне противоречит словам Христа: «немногие находят». Потом мне припомнилась молитва собеседника. Он, евангелист, благодарил Бога за спасение своей души от гибели и за вечную жизнь, которую он получил во Христе и имеет ее уже сейчас. Вот этого я никак бы не мог сказать в своих молитвах. Как можно говорить о том, что я спасен, если я в этом не уверен? Знать о том, что Бог простил и принял меня, было бы для меня ценнее всего на свете. Но возможно ли это? «Нет, я не могу остановиться на полпути. Я пойду дальше. Я буду искать полной истины и не успокоюсь, пока не найду ее», - твердо решил я. Было далеко за полночь, когда я поднялся с кровати, подошел к иконе и пал на колени: «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его», — читал я шепотом молитвы. — «Верую во Единого Бога, Отца Вседержителя...» Жена проснулась и с горечью сказала: — Ну, милый дружок, довольно! Завтра твоему «пророку» дверей не открою. Нечего мутить тебе голову! — Спи спокойно, — ответил я. - Пророк завтра к нам не придет. Я сам к нему пойду. Он порядочный, умный человек. Вопрос, который он пробудил в моей душе, очень серьезный, решать его надо и тебе, и мне. Бессонная ночь казалась долгой и томительной. Вот и августовское утро, солнечное и красивое. Через открытое окно врывается ветерок, доносится щебетание птичек. Суббота. Мне не нужно идти на работу. Но и это меня не радует. Я решил направиться к одному старому и близкому другу, человеку бывалому, рассудительному, честному, и обо всем ему рассказать. Ему я всегда доверял, с его мнением считался. Друг мой жил на окраине города, в тиши вишневых садов, верстах в пятнадцати от моей квартиры, и я поехал к нему на велосипеде... В эту минуту я увидел на тротуаре окурок со следами губной помады. Нестерпимо захотелось курить, мутило в голове. Несколько дней прошло с тех пор, как я решил (не в первый уже раз) покончить с курением, но вот... Как удержать себя от соблазна? Затянуться бы разок, чуточку... На душе легче стало бы. Осмотревшись кругом, я нагнулся и поднял окурок. Началась знакомая уже мне борьба двух начал. Я видел в себе самом двух человек, противостоящих один другому. Кто из них победит? На чью встану сторону? Этот как будто бы незначительный случай открывал мне великую истину. Ища спички по всем карманам, я разговаривал сам с собой: «Тряпка ты, а не человек. Думаешь о мировых проблемах, а свою личную маленькую проблему не можешь решить. Говоришь, мелочь? А людей не постеснялся, поднял окурок. Говоришь, у тебя сила воли? А вот прикуришь и будешь наслаждаться окурком какой-то, может быть, больной, уличной девки». К счастью, спичек в кармане не оказалось. — Врешь, — сказал я сам себе и притом так громко, что самому стало неловко. «Не обманывай самого себя и не говори, что ты — человек, верующий в Бога Всемогущего, — упрекал я себя. — Что же это, вера твоих предков не помогает тебе одержать побе¬ду над такой мелочью, как табак? А что же тогда говорить о другом, более серьезном? Зачем нужна тебе такая вера? Жить и постоянно грешить можно и без веры». В этот момент я изменил свои планы. Решил поехать на евангельское собрание. Адрес был в кармане. По дороге я растирал пальцами окурок так медленно, будто совершал над ним казнь. Табак крошился и падал на мостовую. К четырем часам я был во дворе молитвенного дома. Из серого приземистого здания доносилось стройное пение: Я слышу: голос Твой «Не меня ли зовет этот голос? Зовет ко кресту Христову, зовет к вере, к новой жизни? Не покончить ли здесь с моим душевным разладом?» - спрашивал я себя.Зовет меня к Тебе — Омыться кровию святой, Пролитой на кресте. А когда я открыл двери и сел на последнюю скамью, в душе началось прежнее борение двух духов. Один говорил: «Беги отсюда. Зачем ты здесь? Кто поймет тебя и кто поможет?». А другой: «Куда пойдешь? Спешить некуда. Посиди да послушай. Что ты теряешь?». И я остался на собрании. Особое, волнующее впечатление произвели на меня молитвы - тихие, сердечные, простые, сдержанные. После собрания меня приветствовали как хорошего знакомого, хотя я никого не знал. Чувствовалось, что мне чего-то недостает, чтобы петь вместе с этими людьми: Лучший Ты мне дал удел, Чаять я его не смел. О каком «лучшем уделе» они пели? О какой радости они говорили, когда кругом разруха, опасность репатриации, страшная, вопиющая нужда? Ко мне подошел мой знакомый и, безмятежно улыбаясь, сказал: — Рад вас видеть! Как дела, друг? Не заедем ли сегодня ко мне? Я согласился. Час спустя мы сидели в его уютной маленькой комнатке. — Господь обещал быть там, где двое или трое собраны во имя Его. Он так сказал, и мы верим, что это так. Он будет сегодня с нами, потому что тема нашей беседы — Его Слово, Евангелие. После краткой молитвы он предложил мне прочитать вслух третью главу Евангелия от Иоанна, где описана встреча Христа с Никодимом. «Рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух... Должно вам родиться свыше». Я читал эти слова раньше, но никогда мои мысли не были захвачены ими так проникновенно и сильно, как в этот день. Теперь я видел в них верный ключ к познанию Божьей истины о спасении. «Должно вам родиться свыше» — слова Христа, сказанные Никодиму, казались мне в то время непостижимой тайной. Я знал, что самого необходимого — рождения свыше — во мне не произошло. А что это значит? Не потому ли после сожаления о соделанных грехах я так скоро возвращался к ним снова? Мы разговаривали на эту тему долго. За окном был лет¬ний вечер, тихий, теплый, ласковый. Тишина располагала к раздумью, беседа не утомляла. — Теперь нам осталось поблагодарить Бога за Его Слово, из которого мы учились, получали наставление. Согласны? — спросил друг. — Да, мне есть за что благодарить, — ответил я. Он стал на колени первым. Его примеру последовал и я. Прочувствованная молитва моего друга, казалось, поднимала меня от земли. О, как хотелось и мне молиться! А что я мог сказать Богу, невидимо присутствующему с нами? Он так много для меня сделал, оберегал жизнь, заботился о моей семье, а я по-прежнему живу в грехах, по-прежнему Его оскорбляю... Как наяву, предо мной предстала Голгофа, а на ней крест и Христос, распятый за меня, за мои грехи... Ведь за меня и ради меня страдал Христос... — Господи, Иисусе Христе! Прости! — воскликнул я. Впервые в жизни я оставил в стороне заученные молитвы. Теперь молилось мое сердце. | |
|
Всего комментариев: 0 | |